Лекции для студентов

Человек в городской культуре — Городской образ жизни

Городской образ жизни: мобильность, избирательность, центральность.

Закономерности урбанизации проявляют себя в социальном поведении людей, в их повседневной жизнедеятельности, в следовании особым стереотипам, в том, что составляет городской образ жизни. С другой стороны именно в нем, в этом типе жизни, заложены направленность и потенции городского развития.. Городской образ жизни “пронизывает” все сферы жизнедеятельности. Здесь и производство, и досуг, и образование, и просвещение, и быт, и многообразные формы общения людей и т.д. Вместе с тем, городской образ жизни имеет свои особые специфические признаки, которые отражают его сущность и в той или иной мере проявляются в поведении людей и социальных групп. К этим признакам обычно относят три: мобильность как способность воспринимать “новое” где бы то ни было; избирательность как умение сделать выбор сообразно своим целям и установкам; и центральность как знание о том, как выстроить свое поведение так, чтобы оно следовало собственным интересам и в то же время учитывало интересы городского сообщества.

Но что за профессия «горожанин»?! Кто и где готовит горожан? Сколько времени для этого необходимо? А главное, кому и зачем горожане нужны, какую функцию в обществе они выполняют?

История евразийского пространства свидетельствует о том, что не раз и не два в своих крупных начинаниях, будь то экономика, политика или культура, да и просто в повседневной жизни мы спотыкались именно потому, что не разобрались, какую роль в судьбах нашего отечества и мировой цивилизации играют города и горожане. Спотыкались, не зная и не понимая, обо что.

Сегодня, когда мы строим гражданское демократическое общество, нельзя больше мириться с этой древней российской традицией.

Наплыв «недогорожан», людей, которые уже порвали с селом, с деревенской культурой, но не стали еще горожанами, размывал исторически сложившуюся культурную среду и сам генофонд горожан. Становился все шире слой людей, которые плохо ориентировались в сложностях современной цивилизации, искали простые, доступные их пониманию решения, основывающиеся на раздельном подходе к экономике, политике, культуре, социальным отношениям. И этот ведомственный, «министерский» подход блокировал восприятие жизни и мира как чего-то цельного. И теперь мы с вами видим на разных уровнях власти, в бюрократическом аппарате представителей той генерации людей, которые не сумели пройти школу «обучения городом», недоучились в ней.

Если еще раз обратиться к примеру европейского опыта, мы увидим, что между рождением города в Западной Европе в Средние Века и тем, как появлялись города у нас, в бывшем Союзе, огромная разница. Средневековый Западный город своим рождением был обязан ремесленникам, людям третьего сословия, которые принадлежали к различным цехам. И именно в западноевропейском городе родился бюргер — основной обитатель города, гражданин самоуправляющейся городской общины. В русском словаре иностранных слов он так и определяется — «горожанин, обыватель, мещанин».

Вообще все современное западное гражданское общество, представляющее собой наследие греко-римской цивилизации, вышло из чрева города. Компактность расположения государств, близость их друг к другу стимулировали создание в Западной Европе благоприятных условий для урбанизации. В России же с ее крестьянско-общинным прошлым, необъятными пространствами, многонациональным населением, регионами, которые находились на разных ступенях культурного развития, процесс формирования городов был чрезвычайно затруднен. Центральная роль городов в России была слаба, и городское сознание, городское начало вносились, внедрялись как бы извне, что тормозило развитие слоя горожан.

Городской слой, этот средний класс, создал впоследствии и американскую конституцию. Как известно, колонисты, приплывшие из Европы в 1620 г. на «Mayflawer», прежде чем сойти на берег, подписали Соглашение, которое положило начало демократическому процессу в США. Там были разные люди, находящиеся в неравных отношениях, но они организовались как ячейка будущего общества и сошли на берег в иерархически зафиксированных отношениях.

Человек, благодаря своим правам и обязанностям, уважению к законности, а не своим генам и предкам, входит в окружающую его среду, что и создает основу городской цивилизации. И предполагать, что можно реформировать общество, не создав этих городских правовых отношений — грубая, непоправимая ошибка.

Быть горожанином не означает обязательно ходить регулярно в консерваторию, любить Баха, понимать Стравинского. Можно за всю жизнь не прочесть ни одной серьезной книги, «глотать» лишь комиксы, но «уметь жить в городе».

Все законы жизни города у горожанина в крови: он знает, что территорию перед домом нужно содержать в чистоте и порядке, умеет быстро ориентироваться в сложных городских ситуациях, вести себя на улицах, в магазинах, общаться с большим количеством людей. Менталитет горожанина рождается постепенно, со временем.

Европейский обыватель за время своего отпуска посещает пять государств и знает мир так, как никогда не сможет узнать наш «начитанный», но редко выезжающий за пределы страны человек. Профессии горожанина надо обучаться, на эту «школу жизни» уходят долгие — долгие годы. И горожане со своей психологией, привычками, манерой поведения, мировоззрением сейчас представляют для общества не меньшую ценность, чем квалифицированные специалисты. С фондом коренных горожан нужно обращаться чрезвычайно бережно, наращивать его, создавая в исторически сложившихся центрах и новых городах подлинно городскую среду, а не просто благоустройство и комфорт.

Мы знаем, что демократия родилась в городе, здесь ее корни, но, к сожалению, выражение Средневековья «воздух города делает свободным» имело к российской действительности весьма отдаленное отношение. Наши демократы в стремлении отделиться и противостоять КПСС убеждали и себя, и народ, что тоталитарный режим возник вопреки дореволюционной истории страны. Создавалась иллюзия, что все просчеты и промахи начались с большевизма, ленинизма, что стоит избавиться от КПСС, и все механизмы прогресса и демократии, которые действуют в развитых странах, заработают и наберут силу, и жажда частной инициативы, загнанная внутрь народного сознания, тотчас выйдет на поверхность и начнет давать плоды. Но «частная собственность» — категория не только экономическая, политическая, но и социально-психологическая, и культурная. Корни тоталитаризма лежат в глубине нашей истории. В России критерием правоты в оценке событий, происходящих в мире или стране, всегда было отношение к ним властей, а не согласование с нормами права и законности. А если так, то потребность человека в самостоятельном анализе, осмыслении событий и своей роли в них практически отпадает; послушное сознание повинуется идущим «сверху» установкам. И поэтому оценки «хорошо» и «плохо» могут очень быстро меняться местами. Инициатива, не идущая в общем русле, была потенциально наказуема.

Один русский поэт-юморист как-то написал:

По причинам органическим

Мы совсем не снабжены

Здравым смыслом юридическим,

Сим исчадьем сатаны.

Широки натуры русские,

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал.

«Срединный», средний слой горожан у нас был не только очень тонок, но он вырубался на протяжении всей истории. А город и тоталитаризм несовместимы. Ведь в годы репрессий уничтожали не только «сливки» интеллектуалов и творческих людей, шла вырубка и так маломощного среднего слоя городского населения.

В России бюрократические структуры вербовались из крестьянского слоя, а российские крестьяне очень отличались от западноевропейских общинной психологией и холопскими началами. Не секрет, что именно крестьяне сопротивлялись внедрению земского самоуправления, с подозрением и недоверием относились к действиям «третьего элемента», изгоняли учителей, врачей, земскую интеллигенцию, сжигали земские книги. Наша страна, наверное, единственная в своем роде, где низшие слои общества—крестьянство, и верхушка— чиновничество и дворянство, одинаково ненавидели средние классы. Это смыкание низа и верха по отношению к среднему слою загубило столыпинские реформы. Ведь такого российского понятия, как «интеллигенция», на Западе нет. Там очень значителен средний слой горожан. Поэтому предвыборные программы американских президентов апеллируют к интересам среднего слоя. Несложно заметить, что в них есть и комплекс мер по развитию городов. В США средний класс не просто велик, но и очень разнообразен. Ведь американский фермер — это тоже горожанин на земле, ведущий автономное городское хозяйство.

С течением времени все яснее осознаешь: для того чтобы вылечить болезненные общественные процессы, прежде всего нужна диагностика. Необходимо понять, что происходит с экономическими, социальными структурами, с психологией людей, с культурой общества, с образом жизни. И не менее важно предложить реалистический «курс лечения». Неверный диагноз чреват непоправимыми последствиями. Я хорошо помню шутку, которую мой отец, врач, любил повторять: «Лечили от желтухи, а оказался китаец!»

Была потеряна целая эпоха в жизни страны, когда нужно было укреплять крупные центры, на их основе создавать городской каркас. Когда я говорю «городской», то имею в виду не просто территорию, но интеллектуальный, экономический и политический потенциал. Мы же занимались его размыванием: «бамы», освоение новых земель, целина. Мы все время внушали себе, что мы «самые-самые». «Колоссальная страна с колоссальными возможностями» — это все жупел мнимого величия. Мнимого потому, что промышленность, которая не может производить хорошую обувь, не может долго быть лидером в космосе или в другой какой-либо области. Ведь культура цельна и едина. Если человек в повседневной жизни не живет как горожанин, то какое-то время он, питаясь опытом прошлым или заимствованным, может, конечно, чувствовать себя передовым в технологии производства. Однако довольно скоро способность воспроизводства генофонда горожан изнашивается.

Вряд ли наши бывшие вожди что-то специально против городов замышляли. Это было чисто инстинктивное усреднение, отторжение всего неординарного, выделяющегося.

Важно, что уравниловка шла не по среднему слою, который должен был подтягивать к себе «низы», а по нижнему. И теперь, когда все реформы нужно «опустить», то оказывается, что нижний слой не готов их воспринять. Города и регионы начали буксовать.

В этом плане могут вызвать только досаду и недоумение попытки начать «прорыв» к новым экономическим высотам за «500 дней» или построить новую модель экономических связей и отношений в отдельно взятом городе и регионе (будь то Нижний Новгород или что-то другое). И все это после исторического банкротства создания «материально-технической базы коммунизма к 1980 году» или построения социализма в «отдельно взятой стране»! Надо же понимать, что города и регионы — не просто та же страна, но поменьше. Они обладают не только спецификой, но и особыми закономерностями и механизмами саморазвития, вытекающими из процесса урбанизации. И эти закономерности надо знать.

Городское сознание формируется на куда более высокой ступени, нежели простое благоустройство и комфорт, и что подлинный горожанин — всегда патриот своего города, и что такое отношение к своему городу — важная часть понятия патриотизма.

С 70-х гг. мы вели на территории бывшего Союза обследования, которые показали, насколько неодинаков уровень развития населения и среды в крупных городах. Темпы развития центральных районов в городах явно отставали от периферии, которая все разрасталась. Причем, это типично для всех городов, выполняющих роль центра для своих регионов — Москвы, Еревана, Тбилиси, Новосибирска, Тольятти... Города очень разные — и давно сложившиеся, и довольно новые, лишь несколько десятилетий насчитывающие от роду. И конечно, их среда и проблемы очень различны. Однако везде — дистрофия центров: нехватка магазинов, кафе, клубов, кинотеатров, гостиниц — в общем, того, что и должно отличать центр от других районов.

Образ жизни таллинцев во многом отвечал среднеевропейским стандартам. Здесь и общий уровень культуры среднего слоя выше российского, и последний более равномерно распределен по территории города. А в Новосибирске — одном из самых больших наших городов — качество благоустройства явно отстает от темпов роста города. Центр здесь выражен слабо, он не влияет на удаленные районы города, не стал источником городской культуры. И периферийно-поселковый образ жизни доминирует, что, конечно, тормозит формирование культурного срединного городского слоя. Очень похожее положение в молодом Тольятти.

Эта ситуация просматривается в анализе данных обследований за ряд лет. Неразбериха большого города в условиях всеобщего дефицита и напряженности у части населения рождает желание сменить большой промышленный город на маленький городок или сельскую местность, знакомые по опыту прежней жизни, уменьшить свое «городское пространство».

Из опыта московской неразберихи. В Трехпрудном переулке, в знаменитом московском дворике, где в доме № 8 родилась Марина Цветаева и который славился своей чистотой, зеленью, высокой травой, возвели комплекс домов, идеально воссоздающий застройку XVIII в. Но если этот комплекс строился с тщательным соблюдением стиля времени, единства ансамбля, то к нормальному жилому фонду, расположенному бок о бок с ним, отнеслись крайне пренебрежительно. Дом, примыкающий к комплексу, дал трещину, которую наскоро замазали. Подъезды разрушены. В доме на первом этаже одну из квартир купила коммерческая фирма, которая на фасаде переделала окна, сломала лоджию и прорубила себе отдельный вход. Самое поразительное не эти захватнические действия, странно и страшно то, что это никого не волнует, не тревожит: совершенно безразличны и городские власти, и район, и жильцы, которые не протестуют, терпят, лишь добавляют к произведенным безобразиям и разрушениям еще новые.

Восстановлением архитектурных памятников, старых домов нельзя заполнить вакуум безразличия к городской среде. Человек не осознает себя в окружающем пространстве, его уже не интересует, что происходит в его городе, районе, даже в его дворе и доме. И все это на фоне борьбы с Москвой как с центром, символом власти, городом, который, по мнению некоторых провинциалов, должен быть лишен всех привилегий и стать «как все». Наш напряженный ритм жизни, совершенно нормальный для коренного жителя столицы, они принимают за раздражающую суету. Нивелированы городская личность, индивидуальность и разнообразие типов культур. Уже совсем нет тех черт, что отличали, скажем, москвича от петербуржца.

Запад не знает о нашей борьбе за урбанизацию. Там известно, что у нас боролись в генетике, сражались за право гражданства кибернетики, но им практически неизвестно, как в 60—70-е гг. происходило у нас внедрение в умы современных представлений о городах. И хорошо, что власти тогда не поняли, что урбанизация — это образ жизни, это мировоззрение. Не поняли антитоталитарной сущности выдвигавшихся идей. В данном случае невежество сыграло положительную роль и помогло сохранить кадры, уберегло зарождавшуюся науку от разгрома.